Фото/CC0 Creative Commons/succo
Готовилась всерьез — с пятого класса пела в школьном хоре. Занималась в студии бальных танцев и секции художественной гимнастики: актриса должна быть пластичной. В старших классах налегла на русский и литературу, ведь именно эти предметы нужны для поступления на актерский факультет. Весь последний школьный год я готовила программу для предварительных прослушиваний. Выбрала басню Крылова «Соломинка и трость». Выбирая прозаический отрывок, сразу отринула первый бал Наташи Ростовой и монолог Снегурочки, потому что это читают все кому не лень. Так же, как басню «Стрекоза и муравей». Банальнее не придумаешь. Мои бедные родители вынуждены были терпеть, когда я, часами стоя у зеркала, в слезах произносила финальный монолог Сони Войницкой: «Дядя, мой бедный дядя… Мы увидим небо в алмазах! Мы отдохнем, мы отдохнем!».
— Да когда же мы-то отдохнем! — возмущался отец.
— Не жми на ребенка, вдруг поступит, — заступалась мама.
— Шла бы лучше в физкультурный институт, — бурчал папа, раскрывая газету «Спорт». «Никаких «вдруг», обязательно поступлю!» — занималась я самовнушением.
На первый тур я пришла к пяти утра. Знающие люди предупредили: народу будет лом, так что лучше явиться пораньше и оказаться в первой десятке. В скверике у института уже набралось несколько человек таких же умников. Держались разобщено — как-никак конкуренты. Некоторые, нервно шевеля губами, повторяли свою программу. Несколько парней и девушек были с гитарами. Единственная в скверике скамейка была, конечно, занята.
— Девушка! — окликнул меня симпатичный паренек. — Садитесь!
Я отказывалась, но он все равно уступил мне свое место.
— Настя, — представилась я.
— Иван. Можно Ваня, — ответил паренек и улыбнулся.
Улыбка делала его похожим на какого-то актера из старого советского кино. «Наверное, это хорошо — быть похожим на известного киноактера», — подумала я. Ваня рассказал, что живет в Выхино, и вышел из дома в три ночи, чтобы оказаться в первых рядах соискателей.
— А я у подруги ночевала, она здесь неподалеку живет, — поделилась я.
Высокая красавица в красном платье снисходительно посмотрела на нас. Прямо губки скривила! Видимо, она на такси приехала или родители на своей тачке привезли. Я своих предпочла не напрягать. Они вообще не знали, что я пошла на первый тур. Думали, что у подружки после дня рождения осталась. Зачем их зря волновать? Папа, конечно, меня бы довез на своем «жигуленке», но всю дорогу советовал бы, не тратя время и нервы, поступать в «человеческий» вуз.
— Настя, как вы без гитары петь собираетесь? — с волнением спросил Ваня.
— Давай перейдем на «ты»! — предложила я.
— Давай, — согласился Иван.
— В приемных комиссиях аккомпаниаторы бывают, — сказала я ему веско.
Народ потихоньку все подходил.
— Нас уже сорок человек, — подсчитал Ваня.
— А будет двести, — сказал накачанный парень.
Мы посмотрели на него с уважением — у такого фактурного человека были все шансы поступить. Ребята и девушки обсуждали предстоящие испытания.
— Ты читаешь монолог Катерины из «Грозы»? Это же отстой… — доносилось с одной стороны.
— Я слышал, что первыми все равно блатные пройдут…
— Ты знаешь, что если тебе предложат сесть, это проверка, — говорила какая-то девушка своей соседке.
Я с интересом прислушалась.
— На что проверка?
— На хорошие манеры. Когда садишься, надо продолжать смотреть на комиссию, иначе невежливо…
— У меня матросский танец «Веревочка»…
— Да что ты? Круто!
— Девочки, говорят с макияжем \нельзя, тут же отправят умываться. Им натуральные лица нужны…
— Ваня, а я читаю монолог Сони Войницкой, — сказала я.
— Из «Дяди Вани»? Здорово! — поддержал меня Иван. — А я из «Двух капитанов», от лица Сани Григорьева.
— Ой, как правильно, ты же вылитый Саня! — искренне обрадовалась я.
Ваня с его упрямым хохолком на голове, темными глазами и ладной фигурой был очень похож на героя с детства любимого мною романа.
Не знаю, как мы продержались столько часов в томительном ожидании прослушивания. Все были «на винте» от волнения. Часов в восемь — обычное для меня время завтрака — я захотела есть.
— Ваня, у меня есть вафли и молоко. Хочешь? — предложила ему.
— Что вафли… — ответил Ваня. — Смотри, сколько у меня припасов.
Он открыл рюкзачок, туго набитый бутербродами и домашними пирожками.
— Угощайтесь, девочки, — предложил 6н мне и нашим соседкам. Я с благодарностью взяла пирожок, две девушки и «качок», без комплексов примкнувший к слабому полу, взяли по бутерброду. После этого ждать стало веселее.
В десять часов из института вышла девушка делового вида. Она обошла очередь, записывая всех поименно.
— В здание института вас пригласят, сами не заходите, — громко объявила она.
— А когда? — выкрикнули несколько голосов.
— Когда надо, — ответила девушка. — Заходить в аудиторию только после того, как объявят вашу фамилию!
Ближе к полудню нас запустили в институт. Гудящей толпой мы поднялись по лестнице к дверям с табличкой «Приемная комиссия» и попытались восстановить очередь.
— Ничего, — сказал Ваня. — Все равно вызывать будут по списку. Главное, далеко не отходить.
Я прошла все стадии — от волнения до оцепенения, от истерического смеха до прострации. Тут из дверей вышла секретарь комиссии и громко сказала:
— Аникушина Анастасия!
Я вздрогнула, потом быстро пожала Ванину руку.
— Ни пуха — ни пера! — шепнул он.
— Ага, — только и смогла ответить я.
Горло пересохло, лицо стянуло вымученным подобием улыбки. Шагнула в большую комнату. Впереди было пустое пространство, за ним — длинный стол. За столом сидели человек десять. В центре располагался знаменитый актер, которого я просто обожала. Я впилась в него полным восторга взглядом и чуть не завизжала, как это делают девушки в американских фильмах. Но лишь молча, кивнула ему, продолжая натянуто улыбаться.
— Здравствуйте, — многозначительно сказал кто-то из комиссии. Я опомнилась и выдавила писклявое:
— Здрасти!
Боже, что со мной! У меня же классический зажим! Если я буду продолжать в том же духе, меня через минуту попросят покинуть помещение. С трудом отклеила взгляд от знаменитого артиста. Нашла глазами незаметного, потертого старичка, сидевшего где-то с краю, и сконцентрировала внимание на этом безопасном объекте.
— Здравствуйте! — четко сказала я. — Меня зовут Анастасия Аникушина.
— Очень хорошо, — сказала дама с огромной брошью, на которую я тут же уставилась. — Что вы нам прочтете, Анастасия?
— Басня Андрея Ивановича… то есть Ивана Андреевича Крылова. «Соломинка и трость».
— Не волнуйтесь, Анастасия. Читайте, — сказал знаменитый актер. Лучше бы он ничего не говорил!
Я впала в ступор и немедленно забыла басню. При этом мое второе «я» подсказало: «Если будешь стоять и молчать, тебя выгонят».
— Сядьте на стул, сосредоточьтесь, — посоветовал потертый старичок.
Я вспомнила разговоры про проверку и буквально выкрикнула:
— Нет!
Комиссия дружно вздрогнула.
— Хорошо, стойте, где стоите, — посоветовала дама с брошью. «Читай же! Хоть что-нибудь», — подсказал внутренний голос.
— «Ворона и лисица», — объявила я.
Глаза всех присутствующих наполнились тоской. Я прочитала басню с выражением — ровно так, как меня учили в пятом классе школы. Только вдвое быстрее, чтобы не утомлять комиссию.
— Стихотворение, — подсказал какой-то дяденька, когда я замолчала, переживая свой позор.
У меня был приготовлен отрывок из поэмы Цветаевой «Молодец». Сложный текст был вызубрен наизусть и многократно отработан перед зеркалом. Но, то дома… И зачем я выбрала такие трудные стихи? «Валяй что-нибудь попроще», — посоветовал внутренний голос.
— Валя, Валентина, что с тобой теперь, — начала я, начисто забыв фамилию автора. — Белая палата, крашеная дверь…
Читала я без запинки, не спеша, но почему-то подвывая на каждой строке. На середине «Валентины» меня прервали и предложили перейти к прозе. Не чувствуя своего тела, не слыша голоса, я, чуть ли не рыдая, произносила слова Сониного монолога.
— Дядя, милый дядя… Мы отдохнем! Мы увидим небо в алмазах! — пообещала я доброму старичку.
Он благосклонно покивал, мол, конечно, отдохнем, вот только прослушаем сотню сумасшедших, вообразивших себя артистами. Комиссия тихо посовещалась.
— Пусть споет, — услышала я чье-то пожелание.
— Может быть, вы что-нибудь нам споете? — спросил знаменитый актер.
Мне вспомнилась сцена из фильма «Приходите завтра»: «Когда я в клубе пою, то даже в правлении слышно». Я оглянулась в поисках пианино. Оно стояло у окна. Зачехленное. Аккомпаниатором и не пахло. «Все! Тебе конец», — уязвил внутренний голос.
— Здравствуй, гостья зима! — зычно завела я, вспомнив песню из репертуара младшей группы школьного хора. — Просим милости к нам!
Вообще-то собиралась петь романс «Белеет парус одинокий», который специально готовила с руководителем хора. Романс получался у меня совсем неплохо. Но поздно: я уже пела про то, как «наша русская кровь на морозе горит».
— Спасибо, — сказал старичок, не дослушав мой широкий русский распев. — Теперь станцуйте. Вы же приготовили танец. Зажигательное фламенко было моим коронным номером, которым я намеревалась добить комиссию и окончательно склонить ее в мою пользу. Но репетировала я под музыку, в которой ритмично постукивали кастаньеты, и гремела гитара Пако де Лусия. Здесь же приходилось танцевать «всухую». Я приняла позу, подняв кверху руки, пристукнула каблуками и понеслась… Неслась я недолго. Где-то после пятого или шестого па закружилась, сбилась с ноги и больно ударилась о фортепиано, ответившее на это глухим звоном басовых струн.
Комиссия, видимо, давно поднаторевшая сдерживать смех в любых ситуациях, подождала, пока я отлеплюсь от инструмента.
— Спасибо, вы свободны, — сказал чей-то голос.
— Совсем? — глупо улыбнувшись, спросила я.
— Подождите за дверью, Анастасия.
Я, вспомнив о том, что невежливо отрывать взгляд от присутствующих, стала удаляться из комнаты, кивая и пятясь. За дверью вспомнила, что не попрощалась. Приоткрыла дверь, сунула в щель голову и вежливо сказала:
— До свидания.
Вот тут они засмеялись. Я быстро убрала голову, захлопнула дверь и буквально упала на руки Ване.
— Ну что? — спросил он.
— Ну как? — раздался хор голосов.
Абитуриенты сгрудились вокруг меня. От волнения и перенесенного позора у меня тряслась голова — как у склеротической старушки.
— Руководитель курса там? — спросил «качок».
— К-какой руководитель? — дрожащим голосом переспросила я.
— Ну, тот, который курс набирает, — пояснила красавица и назвала фамилию известного театрального деятеля. — Да это — лучший педагог в этом заведении! Все же именно к нему хотят! Ну, на вид такой маленький, старенький, вроде как помятый…
— Он там, — сказала я упавшим голосом, вспомнив «милого дядю», которому я пообещала небо в алмазах.
— Иван Комаров! — объявила секретарь комиссии.
Ваня на секунду прижался ко мне, как сынок к матери, набрал в грудь воздуха и шагнул в заветные двери. Я тут же приникла к ним ухом. Смутно слышался голос Ивана, читавшего что-то рифмованное. Через минуту он перешел на прозу. Меня оттеснили от дверей — всем не терпелось послушать, как страдает их собрат. А может, побеждает?
Ваня вышел пунцовый и взмокший. Он схватил меня за руку и потащил во двор института.
— Надо подышать воздухом, — объяснил он.
— А что ты кричал в конце? — спросила я.
— Да они мне предложили этюд. Типа призвать народные массы к восстанию.
— А ты что?
— Я встал на стул, вытянул руку и крикнул: «Сограждане! Римляне!». И все. Дальше забыл.
— Это же Юлий Цезарь, — сказала я.
— Какая разница, — повесил голову Ваня. — Они так ржали…
В списке допущенных ко второму туру наших с Ваней фамилий не оказалось. Не буду рассказывать, как мы с ним штурмовали другие театральные вузы и ВГИК. Зачем лишний раз себя расстраивать неприятными воспоминаниями? Мы везде слетали прямо с первого тура.
Выйдя из ВГИКа, мы с Иваном сели на скамеечку возле трех скульптур, изображавших Василия Шукшина, сценариста Шпаликова и режиссера Тарковского. Я бы даже Шукшина не узнала, если бы случившийся рядом студент не подсказал, кто есть кто.
— Вань, что делать будем? — спросила я, с тоской глядя на скульптурную группу. — Тебе в армию в этом году?
— Нет, у меня освобождение по зрению.
— А где же очки? — удивилась я.
— Я линзы ношу, — ответил Иван. — Иначе с актерским факультетом могут быть проблемы. Знаешь, Насть, давай не отчаиваться. Попробуем на будущий год. Учтя ошибки.
— Давай, — легко согласилась я.
— Сейчас пойдем на ВСХВ, я там чебуречную хорошую знаю, — предложил Ваня.
— Пойдем, — ответила я.
Мы взялись за руки и двинули к ВСХВ. Поступим ли мы в театральный — это еще вопрос. Но то, что нас с Иваном теперь водой не разольешь — это факт.
