Кто бы знал, как мы тут, бедные, устали жаловаться! Поэтому уже давно не занимаемся этим собачьим делом. Живем себе тихо, спокойно, с краешку так, и ненавязчиво. Село у нас маленькое, меньше, чем у людей села. Пространства в селе осталось мало такого, чтобы ничейного, потому что мы здесь разбираем по кусочку маленькому, то теленка привязать, то трактор поставить. А что, оно все равно, пустое, пользы не приносит, а так может хоть немного, но все равно как-то мало, не хватает нам. Грыземся, иногда.
Нас почти не беспокоят всякие заезжие фермеры, им не очень хочется добираться сюда и жить почти в полной изоляции от внешнего мира. Не то, что в соседнем селе, где осталось еще немного молодежи и целый коровник! Там уже самим жителям воздуха мало, даже иногда кажется, что и нашим немного дышат, потому что там все навозом пропахло. В нашем же уголке нас осталось мало, мы детей своих в мир широкий сразу отправляем, чтобы не прозябали здесь и не дышали этими фермерскими коровами.
Жилые дома в родном селе теперь редкость, чаще заброшенные и почти развалившиеся, так что нам всем хорошо видно, когда у соседа через три усадьбы лебеда в огороде, а у бабы Марии коза худая, а, значит, и молока меньше дает. Это хорошо, когда меньше, чтобы “жаба не давила”.
А вообще мы живем все душа в душу. Даже когда грыземся, помним, что вечером станет тихо в доме и к людям надо будет выйти. Соберемся, бывало, с бабами нашими вечером на лавочке семечки погрызть, поделиться каждый своей бедой, все сводится к тому, чего у кого мало, – и несказанно легче становится из-за уверенности, что бывает и хуже, чем у тебя. Денег мало у всех, любви еще меньше, дети мало внимания уделяют… Одним словом, есть чем жить, пока все беднее бедного.
Вот Мария каждый вечер рассказывает о том, что покойный Петр стал реже к ней приходить, и мы все ей очень сочувствуем, потому что знали эту пару всегда. Казалось, они всегда своей грызней село веселили. То ей чего-то мало, а то – ему. Только прошлой весной умер Петр перед самой Пасхой и бабе Марии теперь общения мало, а нам – адреналина. Тогда такой шум в деревне поднялся, ужас просто: гроб купили маленький, а на больший денег мало было. Мария выла на всю деревню, а мы всем скопом как-то пытались исправить ситуацию, потому что поздно уже бросились искать гроб побольше – батюшка из соседнего села приехал, а у священников теперь, особенно сельских, времени мало, все по жесткому графику: похороны, венчания, крестины. Конечно, он же у нас один на три села, мы уже подстраиваемся, потому, как собственную церковь строить у нас никто не будет.
Вот Ленка наоборот пытается отмолчаться. Присоединяется к компании позже других, такая робкая и покорная. И так у нее слов мало, что приходится чуть ли не клещами вытаскивать, чтобы порадовать ее своим сочувствием и поддержкой. Как же поддержать в беде, когда беда не озвучена? Ленка капризная, но с нами такое не проходит, все равно умеем с ней справиться. Через какое-то время можно таки из первых уст узнать о ее басурмане-муже, который только и знает кулаки чесать об Ленку.
Она каждый раз надеется, что бабы не заметят синяков, поэтому и появляется с первой звездой, когда хорошо уже темнеет над нашим небольшим селом. Но ведь мы все родные, потому что нас мало, поэтому все равно допрашиваем потерпевшую и советуем, кто и что может. Буквально вчера какая-то из баб вычитала в старой газете о силе заговоренной воды, целую ночь нашептывала над жидкостью для Ленки, потому что та в беде с мужем неудержимым. Хоть и говорит мало, и старается не трогать его, и все равно какое-то слово и вылетит, а за него какой-то синяк и осядет под глазом. Так вот, сила заговоренной воды в чем – набрать в рот и держать ее, что бы и сколько человек не говорил. Говорят, действует. И, видимо, правду говорят, потому что сегодня Ленка хоть и молчит, а не всхлипывает. Не бил значит.
Танюша значительно моложе всех нас, поэтому у нее меньше всего: и опыта, и состояний. А мужа и детей вообще не было, как-то так она из девок сразу к нам на скамейку и пришла. Странная такая, учиться не захотела, ехать в город тоже, говорит, мамину могилку не покинет никогда. А нас разве мало, чтобы за могилой присмотреть? Так нет, осталась. Мы даже немного сердимся за это на нее. Хотя как для вечерних посиделок Татьяна – сокровище. Она одна на все село имеет мобильный телефон и даже им пользуется. Поэтому на “скорую” из района в случае чего мы можем рассчитывать. А это уже большой плюс. И еще целых двое знакомых из села того, с коровником. Пересказывает нам, как там люди каждое утро идут на работу и насколько у них тоже всего мало. А знать, что где-то, пусть и немного больше, а все равно – мало, согласитесь, всегда важно.
Бывает, к нам заглядывают и наши деды. То настоящее наказание, но их немного, поэтому мы улыбаемся во все зубы и расспрашиваем о рыбалке. Хотя каждая из нас знает, что рыбы рыбалка не приносит вообще, или опять же – мало. Потому что ни один еще на уху не пригласил. Мы, бабы, не требовательны, но что-то немного и неприятно – к нам, значит, можно, а к ним – нельзя! Мы даже однажды решили без приглашения к ним пойти, порыбачить.
Собрались на рассвете, из-за поворота подсмотрели, куда идут, подождали полчаса – все равно в ту сторону одна дорога, сворачивать им некуда. Успокоили Марию, потому что шумная, что и говорить. Одели на Ленку в зеленый платок, чтобы лицо синее не выдало ее присутствие в зеленом камыше, выключили Татьянин телефон, чтобы не шумел не вовремя, – и пошли. Изрядно поцарапали плечи и ноги о кустарник, но чего не сделаешь ради мужчин, которых и так мало. Мы же знаем, что им тоже романтики подавай, а то чего бы вот раз в неделю лезть к нам на посиделки. И что-то мы, наверное, не так подслушали. Ибо даже до камыша не дошли – а наши парни сидят кружком, а на траве покрывало постелено, вот только не понятно, из чьей избы, потому-то засаленная и заставленная всякой всячиной. А так бы мы разобрали, потому что оно большое преимущество, когда людей мало, по крайней мере знаем, кто и чем горницу застилает. Так вот, а на коврике той бутылка, рюмочки, огурчики…
Одним словом, не порыбачили мы, но то такое. Однако пошли по кустарнику в обратном направлении, убежденные, что деды наши хоть не глухие: слышали, как Таня рассказывала однажды о пикнике. Мы даже обрадовались, помню, что мужчины решили все сами проверить, что к чему. Ведь знают, что нас у них тоже мало осталось.
Вот сколько много всего у нас. Даже если и всего и всем мало.
Короче, не ропщем мы теперь ни на что. Нам бы, конечно, какую-то маршрутку до райцентра пустить, чтобы мимо села с коровником, но и то под вопросом. Страшно, как от связи с другими населенными пунктами потеряется наше камерное родство.
